Транзиты Сатурна. (ч.8).
Путешествие Сары Бернар.

(седьмой урок по транзитам Сатурна тут)

В первых числах февраля 1871 года Сара Бернар решила забрать во Францию свою мать и сына, которые в самом начале франко-прусской войны уехали в Гомберг.

«Я прекрасно знала, что путешествие, которое я собиралась предпринять, будет очень трудным.

Поэтому я отказалась взять с собой слугу и решила пригласить подругу. Конечно, я тут же побежала к Герар; однако ее муж, обычно такой кроткий, наотрез отказался отпустить ее со мной. Он считал это путешествие безрассудным и крайне опасным.

Оно и в самом деле было безрассудным. И опасным тоже.
Я не настаивала и пригласила в попутчицы молодую учительницу моего сына
мадемуазель Субиз".

Итак, французская актриса Сара Бернар родилась 23 октября 1844 года в Париже, в 8 часов вечера местного времени (TZ =0ч.9мин. 20сек). В первых числах февраля 1871 года транзитный Сатурн находится в квадратах: - с Луной, упр. 1 дома; -с Марсом, сигнификатором 1 дома; -с Ураном, управителем 9 дома. При таких аспектах очень вероятно, что человек попадет в очень сложную жизненную ситуацию. О подробностях своего путешествия Сара рассказывает так:

"…я была несколько озадачена, увидев вагон, в который мне предложили подняться.

Крыши у этого вагона не было, а кроме того, в нем везли уголь. Офицер велел положить несколько пустых мешков — один на другой, — чтобы сделать мое сиденье помягче.
Холод стоял ужасный.

В Амьен мы прибыли в шесть часов утра. К величайшему своему ужасу, я вижу, что вестибюль гостиницы превращен в дортуар. Мы едва могли отыскать место, куда ступить, пробираясь между расстеленными на полу матрасами. А недовольное ворчание спящих не предвещало ничего хорошего.

Когда мы добрались до конторки, девушка в трауре сказала нам, что свободной комнаты нет ни одной. Я рухнула на стул, а мадемуазель Субиз, совсем обескураженная, прислонилась к стене, руки ее повисли как плети.

Я почувствовала, как все куда-то проваливается. Руки мои тянулись в пустоту.
Я закрыла глаза.

Страшным усилием воли я вытянула вперед руки и внезапно проснулась. Я лежала на постели; сидевшая возле меня мадемуазель Субиз держала меня за руку. Какой-то незнакомец, которого, я слышала, несколько раз назвали доктором, снова осторожно уложил меня на кушетку.

Мне было трудно собраться с мыслями.

— И давно я здесь лежу?

— С ночи, — послышался ласковый голос Субиз. — Вы потеряли сознание, и доктор сказал нам, что у вас от волнения начался сильный жар. Ах, как я испугалась!

Я повернула голову к доктору.

— Да, дорогая мадам, надо вести себя благоразумно, вам требуется покой, потерпите еще двое суток, а потом можете ехать дальше. Мыслимое ли дело: такие потрясения для столь хрупкого здоровья! Надо беречь себя, надо беречь себя!

Через пару дней мы вновь отправились в путь.

…. Поезд вот-вот должен был тронуться. Я поднялась в единственное купе первого класса.
Там сидели два молодых немецких офицера. Они поклонились нам. Я сочла это добрым предзнаменованием. Раздался свисток. Какое счастье! Никто больше не войдет!

Но нет, не успели колеса сделать несколько оборотов, как дверь резко распахнулась, и пятеро немецких офицеров ввалились в наш вагон. Теперь нас стало девять. Какая пытка!

Мы ехали уже довольно долго, каждый думал о своем, и вдруг я почувствовала, что задыхаюсь от наполнившего вагон дыма. Оглянувшись, я увидела, что военврач закурил трубку; прикрыв глаза, он выпускал в потолок клубы дыма.

У меня дух захватило от возмущения; глаза щипало от дыма, я закашлялась, причем преувеличенно громко, дабы привлечь внимание невежи хирурга. Но он и ухом не повел; тогда барон похлопал его по колену, давая понять, что дым причиняет мне неудобство.

Пожав плечами, он сказал в ответ какую-то грубость и продолжал курить. Совсем отчаявшись,
я опустила стекло со своей стороны. В вагоне сразу стало очень холодно, однако холод был все-таки лучше, чем этот тошнотворный трубочный дым.

Внезапно хирург поднялся и поднес руку к уху. И тут только я заметила, что в ухе у него вата.
Он выругался и, растолкав всех, наступив нам с Субиз на ноги, торопливо закрыл окно, не переставая браниться, хотя смысла в этом не было никакого, так как я все равно ничего не понимала.
Затем принял все ту же позу и с вызывающим видом стал раскуривать свою трубку, пуская густые клубы дыма. Барон и два молодых немца, первыми пришедшие в вагон, попытались урезонить его, но он только отмахнулся от них и опять начал ругаться.

Подождав минут пять, в течение которых он, верно, возомнил себя победителем,
я резким ударом локтя разбила стекло.

В вагоне стало очень холодно, так как свирепый ветер с силой врывался в разбитое окно. Солнце село. Небо заволокло мглой.

Внезапно внимание наше привлекли частые свистки локомотива, доносившиеся издалека.
Потом под колесами стали рваться одна за другой петарды.

Мы отчетливо ощущали, какие усилия прилагал машинист, чтобы замедлить ход поезда, но, прежде чем это ему удалось, страшный толчок бросил нас друг на друга.

Потрескивание, захлебывающиеся всхлипы локомотива, натужными рывками выбрасывающего пар, отчаянные крики, чей-то зов, проклятия — все вдруг поглотила странная тишина, над которой повис густой дым, прорезаемый кое-где огненными языками пламени.

Вагон наш встал на дыбы, словно норовистый конь. И никакой возможности вернуть утраченное равновесие.

Кто из нас ранен? Кто нет? В купе нас было девять. Что касается меня, то я думала, что все
кости мои перебиты. Я попробовала шевельнуть ногой. Потом другой. Обрадованная тем, что
обе они целы, я то же самое проделала с руками. Все как будто на месте.

Субиз тоже ничего не сломала. Она прикусила язык, и я испугалась, увидев у нее кровь.
Правда, она, казалось, ничего не понимает.

Слишком сильный удар оглушил ее, и несколько дней она ничего не помнила.

Я же отделалась довольно глубокой ссадиной между глаз. Не успев закрыть лицо руками,
я ударилась лбом о головку эфеса шпаги, которую держал перед собой сидевший рядом с Субиз офицер.

Со всех сторон к нам спешили на помощь.

Прошло довольно много времени, прежде чем удалось открыть дверь нашего вагона.
Между тем наступила полная тьма. Но вот наконец дверь поддалась, и слабый свет фонаря проник в наше злосчастное, разбитое купе.

Я поискала глазами нашу единственную сумку, а отыскав и взяв ее, тут же и бросила: рука моя покраснела от крови. Чья это была кровь? Трое мужчин не шевелились, и среди них — военврач, показавшийся мне мертвенно-бледным.

Я закрыла глаза, чтобы не видеть, чтобы не знать, и позволила вытащить себя из вагона явившимся нам на помощь людям. После меня вышел один из молодых офицеров. Из рук своего товарища он принял Субиз, находившуюся в почти бессознательном состоянии.

Теперь-то уже мы могли наконец разобраться в причинах случившегося несчастья: локомотив, тянувший всего два вагона с углем, должен был отойти на запасный путь и пропустить нас; но один из вагонов сошел с рельсов, и локомотив из сил выбивался, подавал свистками тревогу, а люди тем временем торопливо разбрасывали на нашем пути петарды.

Но все оказалось напрасно, и мы врезались в лежавший на земле вагон.

Что нам было делать? Дороги оказались размыты или изрыты снарядами. До Тернье оставалось еще шесть километров. Мелкий, пронизывающий дождь промочил нас до нитки.

Между тем следовало смириться с неизбежным и двинуться в путь пешком.

Мы проделали два километра, пытаясь преодолеть все трудности, но дальше идти у меня не было сил, и я остановилась. Грязь налипала на обувь, делая ее невыносимо тяжелой.

Вытащить ноги из жижи было нелегко, каждый шаг стоил нам огромных усилий, так что мы вконец вымотались.

Присев на дорожную тумбу, я заявила, что дальше не пойду. Моя милая подруга плакала.
Тогда два молодых немецких офицера, служившие нам телохранителями, скрестили руки,
сделав для меня таким образом сиденье, и мы прошли еще с километр; но моя подруга не могла больше идти. Я предложила ей занять мое место, она отказалась.

— Ну что ж, подождем здесь.

Совсем обессиленные, мы прислонились к сломанному деревцу.

Спустилась ночь, холодная, ледяная ночь!..

Мы с Субиз прижались друг к другу, пытаясь согреться, и я начала погружаться в сон: перед моими глазами вставали раненые Шатийона, которые, прислонившись к кустам, умирали от холода. Теперь мне совсем уже не хотелось шевелиться, и это оцепенение наполняло мою
душу сладостным блаженством.

Тут появилась какая-то тележка, возвращающаяся в Тернье. Один из молодых людей окликнул возчика и договорился с ним о цене; я почувствовала, как меня подняли с земли, отнесли в повозку, и дальше я отдалась на волю тряской езды, два шатких колеса то взбирались на пригорок, то увязали в топком болоте, подпрыгивали на кучке камней. Его манера править вполне отвечала духу времени: «A-а, плевал я на все! Будь что будет!»

Миновав Бюзиньи и лес и едва не погрязнув навсегда в его непролазных топях, уже ночью мы добрались до Като, полумертвые от усталости, страха и отчаяния.

Там нам пришлось день отдохнуть, так как у меня началась лихорадка.
Мы нашли две крохотные комнатки, оштукатуренные известью, но очень чистенькие,
с выложенным блестящими красными плитками полом, деревянной полированной кроватью и занавесками из белого ластинга.

С тех пор как мы покинули Париж, прошло шесть дней; но требовалось еще часов двадцать, чтобы добраться до Гомберга, ибо в то время скорость поездов была далеко не такой, как сейчас.

Наконец-то цель моего путешествия близка. Однако я оказалась в затруднительном положении.

Скоро я увижу дорогих мне людей! И надо бы набраться сил, поспать.

Но я никак не могла заснуть. Глаза мои, ввалившиеся от тревожного ожидания, пожирали пространство быстрее, чем двигался поезд. Я проклинала остановки. И завидовала пролетавшим мимо птицам. Я смеялась от радости, представляя себе удивленные лица тех, кого мне предстояло увидеть, но тут же начинала содрогаться от ужаса: мало ли что могло случиться!

Все ли они живы-здоровы? А что, если… Ах, все эти «если»… «так как»… «но»… вставали мысленно передо мной, ощетинившись болезнями, всякого рода несчастными случаями, и я плакала… и моя бедная подружка плакала вместе со мной.

Но вот наконец перед нами Гомберг. Еще каких-нибудь двадцать минут, и мы на вокзале.

Увы, видно, злые духи, а может, и все сатанинское отродье сговорились между собой, чтобы испытывать мое терпение: мы снова останавливаемся.

Изо всех окон высовываются головы. В чем дело? Что случилось? Почему стоим?

Оказывается, поезд, шедший впереди нас, сломался, тормоза отказали. Придется ждать,
пока освободят путь.

И вот мы уже на месте. Все, кого я любила, — и большие, и маленькие — все здоровы и все собрались там. Ах, какое счастье! Сердце мое громко стучит. Я так настрадалась, что залилась слезами и радостным смехом.

Кто может описать несказанное блаженство, которое даруют нам слезы радости!

В Гомберге я провела два дня, за это время со мной случилось так много всего, что я даже не хочу об этом рассказывать, настолько все это кажется невероятным:

ну, скажем, начавшийся в доме пожар, наше поспешное бегство в ночном одеянии и пребывание в снегу глубиной в пять футов в течение шести часов… и так далее, и так далее».

Усовершенствовать навыки предсказательной астрологии и изучить влияние транзитов Сатурна можно в новом учебном курсе МАСТЕРСКАЯ ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО АСТРОЛОГА все подробности тут: http://www.astrologysolaris.com/mk11.html

Подписаться на БЕСПЛАТНЫЙ курс "Тайны звездных предначертаний" можно тут.